31
« : Февраль 15, 2014, 07:03:56 »
Каким же образом эти крупные, породистые, быстрые кони Средней Азии попадали на далекий Алтай? Вряд ли можно допустить, чтобы ареал распространения лошади такого типа простирался столь далеко к северу. Вероятнее всего, что такие лошади у скифов-кочевников Алтая попадались только как исключение, доставаясь им как добыча, захваченная в войнах с южными соседями и высоко ими ценимая. Возможно, что в небольшом количестве конных заводов вождей и на дальнем севере разводились лошади этой расы. По крайней мере, среди экспонатов остеологических коллекций Государственного Русского музея (из раскопок в Шибе) мы нашли череп и кости одного жеребца двух с половиной лет от роду, очень крупного по своемуросту (тоже свыше 150 см уже в двухлетнем возрасте), что заставляет думать о возможном выращивании, хотя бы в качестве исключения, и молодняка этих пород на севере. Все же наиболее вероятное объяснение проникновения этих лошадей на дальний север — это путь войн и добыч.
На протяжении многих столетий шли не прекращавшиеся войны степных кочевых народов севера с народами более культурных южных районов Средней Азии. Борьба, которая увековечена «Шах-Намэ», этим знаменитым памятником мировой литературы, борьба Турана с Ираном,особенно обострилась в первые века нашей эры, когда напор кочевых народов северных степей с каждым столетием становился все сильнее и сильнее, пока в конце концов его сокрушительного натиска не выдержали государства Средней Азии и пока волны тюркско-монгольских завоевателей не проникли далеко на юг и на запад.
В тех записях, которые оставляли победители в местах своих завоеваний, отмечая последова¬тельно шаги своего продвижения на юго-запад, в записях, повествующих о битвах и победах, конь
и его участие в сражении играют первенствующую роль. Везде мы имеем указания относительно тех коней, на которых сидели завоеватели, сплошь и рядом отметки о том, что кони эти были отбиты, захвачены как добыча в битвах с народами Запада. Имеются и вполне определенные свидетельства о том, какова была та добыча, за которую бились кочевники. В надгробной надписи тукуесского хана Могиляна (736 г. нашей эры) прямо говорится, что в своих войнах с западными народами он добывал для своего народа «их золото и блестящее серебро, их красный дорогой шелк, их добытые из хлеба напитки, их верховых лошадей, их жеребцов».
За такого же рода добычу боролись не только народы севера, но и соседи с юга. Такая же добыча досталась и арабам, когда они в VII в. нашей эры завоевали Иран и Среднюю Азию.
Здесь необходимо сказать несколько слов о происхождении арабской лошади. Мы уже упо¬минали выше, что во время греко-персидских войн Аравия была страной отнюдь не славившейся своим коневодством, можно сказать даже его не имевшей. В более позднее время, уже в I в. нашей эры, Страбон, сопровождавший римского полководца Элия-Галла в его походе в Аравию, не сообщает нам никаких сведений об арабской лошади, в то время как он подробно описывает лошадей других стран Востока.
Вегециус в своем перечислении конских пород не упоминает об арабской лошади, и впервые соратник императора Юлиана Аммиан Марцеллин (также IV в.) вскользь бросает нам несколько слов, касающихся стройных верблюдов и быстрых коней сарацин. В IV в. нашей эры лошадь не экспортировалась из Аравии, но импортировалась туда. В 350 г. император Констанций послал в Йемен в подарок 200 каппадокийских лошадей. Во время войны Мухамета с корейшитами во всем войске Мухамета под Меккой числится всего 2 лошади. В перечислениях богатой добычи, им захваченной, упоминаются тысячи верблюдов, овец и другого скота, но лошадей нет. В дальнейшем мы имеем свидетельства об отрядах конницы принимавших участие в войнах, причем отряды эти были очень незначительны по своим размерам . Коран сохранил нам имена верблюдицы пророка, его мула, его осла, но не его лошади.
Устные предания о лошадях Мухамета, собранные и сохраненные позднейшими арабскими иппологами XIV—XV вв. Эль Дамири и Абу Бекр ибн Бедром(1), будучи реминисценцией эпохи зарождавшегося арабского коневодства, при осторожном их использовании дают нам возмож ность составить некоторое представление о верховой лошади в Аравии в I—II столетиях мухаметанской эры и позволяют сказать, что большинство лошадей Мухамета вполне отвечает характеристике среднеазиатской лошади, но отнюдь не собственно арабской.
Действительно, среди них мы видим буланую кобылу Сабхах и солового жеребца Эль Варда («розовый»), т. е. лошадей таких мастей, которые отсутствуют у арабской лошади с момента ее появления на исторической арене, но которые искони отличали лошадей Северного Ирана и Средней Азии. Имя той же буланой кобылы Сабхах (что значит «плывунья») и имя жеребца Эль Лагиф («слегка касающийся»), названного так по чрезвычайной легкости в скачке, заставляют вспомнить о характере движений, свойственных лошадям туркменских песчаных степей. А о темпераменте древнего иранского и позднейшего туркменского коня мы невольно вспоминаем, когда читает, что жеребца Сакб («поток») прежде звали Дарис, что означает «трудный, алчный в гневе».
Из всего сказанного нельзя не сделать вывода, что и для времен Мухамета (VII в. нашей эры) оставалось в силе положение, сформулированное академиком А.Ф. Миддендорфом для 1 в. до нашей эры: и в эту эпоху арабы все еще «знали лошадь лишь из прекрасного далека». Лошадь по крайней мере ценная лошадь, в Аравии по всем признакам продолжала оставаться импортным товаром.
Совсем другое положение получается после того, когда арабы овладевают коневодческой родиной Древнего мира — странами Ирана и Средней Азии. Здесь в их распоряжении оказалось большое количество ценных лошадей, которых они широко использовали. Упоминают об этом и арабские историки. Так, например, указывается, что при взятии Кутайбой Самарканда «арабы приобрели богатую добычу, состоявшую в оружии, золотых ожерельях (перелив одних золотых украшений самаркандских храмов огня дал 50 000 фунтов золота) и прекрасных лошадях»(2).
Несомненно, что сотнями и тысячами были вывезены из Средней Азии и Ирана лошади в Аравию и здесь нашли себе вторую родину. В дальнейшем, в условиях измененного климата, почвы, рельефа местности, условий содержания и кормления, в Аравии образовалась своя несколько отличная по типу от среднеазиатских порода лошадей. Возможно, что она была и смешанного происхождения, т. е. что участие в ее образовании принимали не только среднеазиатские лошади, но и другие, в разное время ввезенные в Аравию(3). Во всяком случае, уже начиная с XI—XII вв. встречаются упоминания о высоких качествах арабских или сарацинских коней, с которыми пришлось столкнуться крестоносцам в их походах.
Лишь к этому времени нужно считать породу сформировавшейся, но не ранее. Во во случае несомненно, что арабская порода отнюдь не может претендовать на звание древнейшей конской породы мира, такой породы, от которой будто бы получили своё начало все другие быстроаллюрные ценные культурные породы.
1.См. «Журнал коннозаводства и охоты», 1854, №5—6, извлечения из переводов этих авторов в статье «Араба иппология и иппиатрика».
2.Цитируется по И. Толстому и Н. Кондакову. Русские древности в памятниках искусства. 1890. Вып. III. С. 7
3.Отдельные отродья и колена арабской лошади обнаруживают большее, другие — меньшее сходство с туркменской лошадью. Вопрос об этом будет разобран ниже.
_____________________________________________________________
Несколько слов о дальнейшей судьбе лошади Средней Азии.
В районах, сохранявших малоподвижные, почти застывшие формы кочевого хозяйства, на обширном пространстве от гор Туркмено-Хорасанских ло Аральского моря и Амударьи, порода продолжала существовать очень мало измененной в продолжение еще долгих веков.
Иначе должно было обстоять дело в центральных районах среднеазиатской цивилизации. Ранee было сказано, что уже со времен седой древности основные ценные массивы лошадей были в руках кочевых иранских племен. С момента образования очагов интенсивной поливной земледельческой культуры и торговых городских центров: на торговом пути в Китай — в долинах Зеравшанской и Сырдарьинской (Ферганской), на торговом пути в Индию — в бактрийских оазисах по верхнему течению Амударьи, естественно, что центры конеразведения из этих райо¬не, из которых иные, может быть, и были когда-то первичными центрами одомашнения, передвились в горные и степные районы развитого скотоводческого хозяйства. Вместе с тем надо помнить, что, при всех войнах и нашествиях, завоевателей (будь то Александр Македонский, или Чингисхан) более всего привлекали богатые и густо населенные долины Согдианы, Маргианы и Бактрианы — средоточие среднеазиатской цивилизации, сельского хозяйства, промышленности и торговли. Эти области подвергались захвату и наибольшему воздействию со стороны победителей, иногда грабежу, разгрому и полному опустошению, колонизировались победителями, получали иную этническую характеристику и, несомненно, не могли не испытывать больших изменений в расовом составе своих домашних животных.
Тысячелетней древности торговый путь шел от Согдианы через Мервский оазис на долину Р.Теджена и далее через Мешхед, минуя и оставляя к северу негостеприимные Хорасанско-Туркменские горы, брал направление на Гекатомпилос — Раги, т. е. к современному Тегерану. Малонаселенные страны, расположенные в пределах Туркмено-Хорасанской горной системы в песчаных степях к северу от нее, не представляли ничего заманчивого в глазах завоевателей. Очаги земледелия и кустарной промышленности в оазисах здесь имели лишь местное значеняе и, по существу обслуживая запросы и нужды кочевой степи, всегда были ей подконтрольны. Доступ в эти страны, в особенности со стороны Ирана, был крайне затруднен, и борьба местным кочевым населением, исчезающим при появлении неприятеля в горах и степях, требовала больших потерь и жертв, не возмещаемых результатами похода. Трудности войны в этих менстностях были столь велики, что даже Александр Македонский должен был отступить перед ними. Зайдя в соседнюю с Гирканией страну мардов, «суровых по образу жизни и привыкших к разбоям» (Курций, VI, 5—II), и сделав несколько дорого стоивших попыток продвижения в крайне неблагоприятных условиях местности и при отчаянном сопротивлении со стороны мардов, Александр должен был повернуть на юг, выйти на Иранское плоскогорье, откуда он уже вторично вошел в Среднюю Азию долиной Кабула, прямо в Бактрию.
Другой летописец походов Александра Македонского Арриан (II в. нашей эры), касаясь это-эпизода войны, пишет:
«Не было никого (кроме Александра), кто бы вторгнулся войною в их землю, вследствие неудобности страны (для похода) и потому, что марды были бедны и воинственны вследствие бедности»1.
Надо принять во внимание, что дорогостоящая война и покорение этих окраин представлялись
завоевателям Средней Азии во всех отношениях малоцелесообразными еще и потому, что
воинственное кочевое население этих областей всегда само готово было присоединиться в качестве союзников к любому походу иноземных завоевателей в надежде поживиться богатствами
густонаселенных цветущих областей и городов Согдианы, Маргианы, Бактрианы, на которые кочевая степь всегда зарилась и на завоевание которых иногда она отваживалась с ственными силами (например, тюркские ханаты послесаманидской эпохи).
1.Арриан, III. 24, 2—3, цитируется по И. Толстому и Н. Кондакову. Русские древности. Вып. III. С. 12.
-------------------------------------------------------------------------------------
Процессы социального расслоения внутри кочевой степи, приводившие к тому, что в руках немногих феодалов сосредоточивались стада и десятки и даже сотни тысяч голов скота (1) при многих тысячах обездоленных бедняков-кочевников, создавали особые стимулы агрессии койчевой степи по отношению к культурным районам оседлых поселений и к городам.
Кочевая степь всегда выделяла сотни и тысячи удальцов, либо шедших воинами-наемниками в армии окружающих больших государств, либо шедших войною на эти государства.
Вспомогательные войска среднеазиатских скифов-кочевников сыграли свою роль уже в завоевательных походах Александра Македонского.
Во время индийского похода он был принужден ставить их в пример греческим воинам казавшимся идти далее, восклицая: «Скифы и бактрийцы пойдут за мною!» (Курций. IX,33).
В эпоху арабского завоевания Ирана и Средней Азии туркмены (тюрки) вступили в соглашением завоевателями и подчинились номинальной власти арабов, после чего их страны нашествию арабов не подвергалась.
При Чингисхане туркмены предоставляют собственной участи Хорезм-шаха, обрекая его тем самым на гибель, толпами переходят под знамена Чингисхана и участвуют в дальнейших его походом.
При Тамерлане туркменские отряды под начальством Кара-Юсуфа принимали деятельное участие в войнах. Недаром Тамерлан, по преданию, щедро наградил туркмен за их боевые заслуги.
Таким образом, необходимо особо оттенить совокупность причин и обстоятельств, приведших к тому, что, в то время как в центральных среднеазиатских районах — Зеравшанском Ферганском — идет метизация и процесс образования новых конских пород, приспособленных к обслуживанию своеобразных потребностей интенсивного земледелия и торгового образуемых завоевателями феодальных государствах и городах, то в это же время основной массив ценнейшей эндемы Средней Азии - древней породы лошадей Ирана и Парфии – уже в конце 1-го тысячелетия нашей эры сосредоточился в руках кочевых племен, объединяемых собирательным именем «туркмены».
Данные антропологии не дают возможности предполагать, чтобы эти племена были чисто тюркского происхождения. Вероятнее всего, что туркмены представляют собой поверхностно отюреченных коренных жителей коневодческих районов Средней Азии — иранцев (см. Л.В. Ошанина)(2).
Тюрки-огузы появились и стали твердой ногой в Средней Азии в VI в. нашей эры. К 10 в. кочевья туркмен простирались от Гюргена до Эмбы и от Чимкента до Каспийского моря.И уже к этому времени тюрки или туркмены имели явно выраженный иранский тип.
Как могло кочевое население закаспийских степей сохранить свою народность, объясняется без каких-либо натяжек, если мы учтем своеобразный хозяйственный уклад степи, определявший ее позицию и роль во всех крупных столкновениях народов за обладание Средней Азией. Она приветствовала и вступала в союз с каждым новым завоевателем, начинала говорить потюркски при тюрках, принимала ислам при арабах и оставалась в основе все той же иранской кочевой степью со своими «великолепными людьми и великолепными конями».
В данном случае уместно вспомнить слова академика Н.Я. Марра, что «новые и новейшие народности тех же краев часто под тем же названием не узнают себя в них»(3).
1.См. Якубовский А.Ю. Феодальное общество Средней Азии и его торговля с Восточной Европой 10-XV вв. С. 15. Изд. Академии наук, 1933.
2.«Тысячелетняя давность долихоцефалии у туркмен» (Известия Ср.-Аз. Ком. Стар. Ист., в. I, 1926) и "Некоторые дополнительные данные к гипотезе скифо-сарматского происхождения туркмен» (Известия САКСИ, в.3, 1928)
3.М а р р Н.Я. Доистория, предыстория, история и мышление. 1933 г. С. 12.
Лошади Туркмении, как лучшие лошади Средней Азии, известны уже в эпоху Багдаского халифата. По сведениям, сообщенным А.Ю. Якубовским, в VIII—X вв. отборное конное войско -гвардия багдадских халифов — состояло из туркмен на туркменских же лошадях. Эту славу
туркменская лошадь неизменно сохраняла в продолжение целого тысячелетия. О качествах туркменской лошади мы имеем самые восторженные отзывы европейских путешественников Средних веков, забиравшихся в эти отдаленные окраины. Туркменскую лошадь отмечает и Марко Поло (XIII в.). Говоря о пограничной с Персией стране Туркмении, Марко Поло пишет, что эта страна производит превосходных и большого роста лошадей, цена которых в продаже доходит до 200 ливров за голову. Марко Поло сообщает еще интересный для нас факт вывода этих лошадей в Индию. Туркменская лошадь все время была ценным предметом экспорта из Туркмении. Мы имеем о том любопытные показания и наших русских летописей. В русском памятнике второй половины XV в. «Хождение за три моря Афанасия Никитина сына» описывается, как терской купеческий сын Афанасий Никитин попал в Северную Персию и оттуда пробрался в Индию.
В этом «Хождении» имеется следующая запись:
«У индийской же земли кони ся у них не родят, в их земли родятся волы, да буйволы, на тех же ездят и товар иное возят, все делают. Хан же ездит на людях, а слонов у него и коней много
добрых, ...а привозят их из хорасаньския земли, а иные из туркменския земли, а иные из чего-
таньския земли, а привозят морем в тавах индийские земли корабли. И аз грешный привезл жеребца в индийскую землю».
Далее следует рассказать о том, как за этого жеребца, который «стал ми сто рублей», хан предлагал Афанасию 1000 золотых, но он отказался, не желая принимать мухаметанской веры, и впоследствии продал жеребца на базаре в Бедере(1).
Туркменская лошадь в продолжение тысячелетия была первым другом, незаменимым товари-_щем туркмена. Само независимое существование туркменских племен определялось наличием у них коней исключительных качеств, коней, переносивших все условия жизни в знойных песчанаx пустынях Средней Азии, выносивших все тяготы походов, вечных нескончаемых схваток, стычек и войн, в которых туркмен проводил всю свою жизнь. Это была лошадь, поражавшая всех путешественников своей резвостью, неутомимостью, привязанностью к хозяевам и вместе с тем недоверчивостью и строгостью по отношению ко всем посторонним. Она довольствовалась во время больших переходов чрезвычайно малым количеством пищи, и в особенности питья, была способна проводить целые сутки совсем без воды при переходах по пескам, и, наконец, туркменские кони поражали всех своей породностью и исключительно эффектным экстерьером, на котором отражалась многовековая история культурного конеразведения; по экстерьеру долгое время не могли с ними равняться даже арабские лошади. Такие сопредельные со Средней Азией страны, как Иран, Афганистан, в большом количестве вывозили туркменских лошадей, используя их в качестве племенных производителей для своего коннозаводства в продолжение многих столетий, вплоть до нашего времени, хотя имели полную возможность пользоваться арабской
лошадью и не прибегать к туркменской.
Туркменские лошади ввозились до самого последнего времени и в Индию англичанами. В отдельные годы вывоз достигал цифры свыше 200 голов(2).
1.Полное собрание русских летописей. Т. VI. С. 330—358.
2.Карпов М. С. Ахалтекинская порода. «Вестник животноводства». 1913.
Просмотр сообщений
