Большой блестящий джип мягко катил за собой батман по ровной загородной трассе. Водитель торопился, насколько это было возможно при перевозке лошади – слишком ценным был груз в батмане. Он устало, но внимательно всматривался в дорогу, прислушиваясь к редкому перестуку тяжелых копыт. Хозяйка этого черного великана спала, совсем выбившись из сил – как-никак, это пошли третьи сутки в дороге. Сначала они долго добирались до границы, потом никак не могли разобраться с таможней, которая ни в какую не хотела выпускать из страны лошадь с большими перспективами, и после этой волокиты еще сутки по Канаде. Радовало одно – ехать осталось всего ничего, около двух километров, а может, и того меньше. Впереди уже виднелся бигборд с рекламой кск, как раз перед съездом с трассы.
Внутри батмана царил полумрак. Свет, проникающий через маленькое окошко, рассеивался на расстоянии десяти сантиметров от стекла. Император смотрел в одну точку, вглядываясь в темноту, и лишь покачивался в такт своему деннику на колесах. Если бы не белые отметины, можно было бы смело утверждать, что здесь никого нет. Он даже дышал еле слышно, лишь вздрагивал изредка, прокручивая в памяти одну и ту же картину. Перед мордой висел рептух с нетронутым сеном, на который он даже не смотрел. Жеребец впал в оцепенение еще тогда, когда понял, что попал на бойню. Успев попрощаться с жизнью, он не осознавал ничего – что за ним приехали, что его забрали, что его Кира снова с ним. Даже сейчас это место не отпускало его – кровь на копытах хоть и засохла, но запах все еще был достаточно ощутим, чтобы расслабиться и успокоиться. Откуда ему было знать, что еще на соревнованиях люди перепутали денники и вместо купленного руководством кск белого Снежка забрали и увезли его. Что Кира не предавала его, а просто пришла к деннику и не обнаружила там своего коня, что искала его все эти дни...
Когда пол под ногами стабилизировался, а мотор машины заглох, он подумал, что это или очередная остановка, чтобы людишки заглянули внутрь батмана, или конечная остановка. И лишь когда спустя некоторое время послышались мужские голоса и зазвенели задвижки, держащие трап, стало ясно – приехали. Жереб не знал, куда его привезли, но воспаленное страхом сознание подсказывало, что хорошего ждать не стоит и что скорее всего это очередная бойня. Еще бы – поток воздуха, ворвавшийся внутрь, подхватил тонкий запах крови, оставшийся на копытах, и тот с новой силой ударил в ноздри. Тряхнув головой, конь дернулся, но чембур, пристегнутый к недоуздку, ограничил возможность самодеятельности. Ремешок, натягиваясь, все сильнее впивался в затылок. Кто-то из персонала, наверное, конюх, уже шел с сахарком, чтобы вывести коня и вышагать его с дороги, пока хозяйка побежала занести документы директору.
Император услышал приближающиеся шаги. Точнее, скрежет гравия под сапогами – хруп, хруп, хруп… Звуки в секунду стали невыносимо громкими, смешавшись с криками и хрипами забиваемых животных, которые уже третьи сутки не шли у него из головы.
Нет… Неет. Нееееет!!!
Все так же влегая всем весом в недоуздок, он на всякий случай поджал заднюю левую и отмахнул ею по воздуху, на что услышал лишь ласковое «тииише, глупый». А шаги все приближались. Глаза стала затягивать красная сетка расширяющихся сосудиков, и последние капли рассудка молниеносно улетучивались. Он еще в юности понял, чего стоит доверие лицемерной человеческой доброте. Приближался очередной приступ сумасшествия. Звонкий причмок был подобен выстрелу стартера на ипподроме.
Заплясав по полу, он начал дергать головой во все стороны, но чомбур был привязан на совесть. Молча, не издавая ни звука, он разбивал батманку сильными ударами то передних, то задних копыт, грозя ее перевернуть. Наверное, он достиг бы своей цели, если бы застежка на недоуздке на сдалась первой. Упор в затылок резко исчез, и по инерции встав на свечу, вороной встретился затылком с пластиковой крышей, чуть не сняв ее совсем. Это ничуть его не отрезвило. Присев на зад, он, поскользнувшись, вывалился из батмана, чудом устояв на ногах. Всего пару секунд он постоял, широко расставив ноги и отфыркиваясь, а затем обвел невидящим взглядом сбежавшийся на помощь конюху персонал. Бока ходили ходуном, ноздри раздувались, как после скачки, все тело била нервная дрожь, а прижатые уши и оскаленные зубы красноречиво давали понять, что пытаться его ловить – самоубийство.
Все вон от меня… Если я не нужен ей, если я не подхожу ее уровню, то я и никому другому не достанусь, ясно? Ищите мясо в другом месте, уроды. Вон, я сказал!!
Дав вертикальную свечку, он пошел на людей, махая передом, а они все отступали и отступали, пока кто-то не прибежал с бичом. Получив точно между ушей, он отскочил в сторону, мотая головой и еще больше убеждаясь, в своей правоте – вокруг были враги.
Выход с парковки заполонили люди – сходились берейторы, тренера, коноводы, работники администрации. Какие-то прокатчики, тоже прибежав посмотреть на невменяемого коня, восторженно взвизгивали, когда он проносился мимо них. Он понял, что выхода отсюда нет. Конь чувствовал себя зайцем, которого травила свора охотничьих собак - не разрывала на части, а играла, швыряя от одной собаки к другой. Император носился по парковке со свечами, козлами, лансадами, натыкаясь то и дело на машины, батманы, толпу... Несмотря на относительно прохладный день, он быстро заблестел от пота, покрывшего все тело, взбившегося кое-где в белую пену. А он все скакал, как невменяемый, уворачиваясь от пытавшихся поймать его людей, пока все вокруг не превратилось в сплошную серую смазанную массу, звуки не стали глуше, и воздуха перестало хватать. Он из последних сил сделал несколько скачков, и тяжело завалился сначала на колени, а потом на бок.
Все, как по команде, замолчали. Водитель, который его привез, побелел и чертыхнулся, уже сто раз пожалев, что разрешил вывести частного коня – ведь он хотел как лучше, а получилось… Молодой парень, подбежав к жеребцу, мельком взглянул на судорожно раздувающиеся ноздри, проговорил: «Агония…» Прихромавший вслед за ним пожилой тренер, выругавшись, прогнал его, а затем притащил шланг для мытья машин, подключенный к брандспойту, принявшись поливать ледяной водой голову и ноги жеребца.
Медленно, медленно сознание возвращалось к нему, тяжело превозмогая оковы сна. Ему снилось, что он вновь жеребенок, и гуляет вместе с табуном около водопада. Вот он отошел от матери, забравшись в воду. Она ледяная, приятно холодит горячие ноги, а он все идет дальше и дальше, туда, к потокам воды, падающим с неба, и подставляет под них голову, смотря, как алмазные брызги разлетаются в стороны, и фыркает, и ловит воду ртом. Он слышит, как мать зовет его, пытается бежать к ней, но ноги отказываются слушаться. Он ржет ей в ответ, и не может двинуться ни на сантиметр. Ржание матери сменяется голосом Киры, а вода все не хочет его отпускать…
Конь лежал на боку, когда, пробившись сквозь толпу, к нему подбежала девушка. Приходя в себя, он начал скрести ногами по земле и хрипеть – заржать не получалось. Открыв глаза, он перевалился на грудь и увидел перед собой Киру. Тряхнув головой, он фыркнул, избавляясь от воды в носу, покрыв грязными точечками всю девушку с ног до головы. Глубоко вздохнув, он наконец полностью очнулся и воткнул взгляд в Киару. От нервного срыва и шока не осталось и следа, как будто их и не было.
Кира? Ты нашла меня? Я тебе все же нужен и ты меня уже больше не бросишь?
Это точно ты?
Тихо бубукнув, он подтолкнул ее носом.
Поднявшись на ноги и встряхнувшись, как собака, он огляделся и принялся обнюхивать девушку, а потом притулился к ней головой.
Ты меня больше не бросишь? Я думал, я тебе не нужен. Я больше никогда не займу второе место, только первое, вот увидишь, только не оставляй меня одного…
Он разговаривал с ней, тихо букая, зная, что все равно она не поймет всего, что он хочет ей сказать, но надеялся, что она сможет уловить общий смысл или хотя бы понять, как ему было плохо без нее. Только он никак не мог понять, почему на ее глазах блестят слезы и почему здесь собралось столько людей. Неужели чтобы приветствовать приехавшего чемпиона?
Стоп… Я приехал сюда. Откуда? Были соревнования, потом меня увезли, я думал домой, а попал в чужую конюшню. Меня там еще Снежком называли. А потом..
И вдруг он все вспомнил. Вспомнил бойню, вспомнил, как за ним приехала Киара, а он даже не узнал ее, вспомнил, какой дебош только что устроил. Вспомнил и спрятал голову Кире под руку.
Мать, мне стыдно…
Старый тренер, все еще стоявший рядом, лишь усмехнулся, смотря на то, как этот здоровенный жеребчина спрятал голову в руках хозяйки и думает, что его не видно. Пробормотав что-то про отличного коня и добавив про балбеса, он пошел сматывать шланг – его помощь больше не требовалась.
Удовлетворенные зрелищем люди начали потихоньку расходиться по своим делам, и жеребец наконец высунул голову из-под руки девушки, с облегчением вздыхая и вновь осматриваясь по сторонам. Конюх принес из батмана недоуздок со сломанной застежкой, и отдал его девушке. Император, подозрительно следя за каждым действием мужчины, не забывал охранять хозяйку, стараясь все время развернуться так, чтобы быть между ней и этим усатым дядькой в ковбойской шляпе. Когда Кира попыталась одеть на черную моську абсолютно бесполезные, по его мнению, ремешки – ведь он и так пошел бы за ней и в огонь, и в воду – вороной послушно подставил морду, и подождал, пока тонкие женские пальчики не завяжут чомбуром ремешки, которые застежка уже была не в состоянии удержать.
Киара позвала его, и он послушно, как жеребенок за матерью, пошел за ней, заинтересованно поглядывая по сторонам и пытаясь баловаться – то выбивал вперед одной из передних ног, то пытался ухватить хозяйский ботинок. Они прошли ворота, и оказались за стеной, отделяющей парковку от КСК. Император, оторвавшись от поедания шагающих хозяйских ног, поднял голову, на несколько секунд замер – комплекс располагался в долине и был виден отсюда как на ладони. И он был огромен, красив и величественен. В таких он бывал еще в ранней юности, когда с тренером выезжал на престижные соревновния. Раздув ноздри, он вдохнул знакомый запах полной грудью и заржал, приветствуя каждую лошадь, каждую песчинку на плацу, каждый листочек на дереве. Что-то подсказывало ему, что теперь жизнь наконец повернулась к нему лицом, а не задом. Даже пасмурный день не мог испортить эту картину – тяжелые свинцовые тучи со вспышками молний в низко нависшем над ними небе и далекими грозовыми раскатами придавали даже какую-то особую торжественность. В воздухе витал аромат озона, щекочущий ноздри и заряжая тело разрывной энергией.
Хозяйка потянула чомбур, зовя коня за собой, и он поплыл полупассажной рысью, распустив хвост, так, чтобы его длинные густые пряди черным шелком развивались на ветру. Выгнув шею в легком сборе, он похрапывал от переполпяющих его эмоций и если бы не веревочка, связывающая его с хрупким человечком, и не достоинство коня, видавшего на своем веку очень многое, он бы унесся вперед лишь оттого, что под копытами весело хрустел гравий, или ветер слишком резко пошевелил вооон тот кустик.
В его голове все играла и играла любимая песня, и он пританцовывал под ее ритм, загораясь, как спичка, переливаясь, как бриллиант чистейшей воды – динамичный, статный, харизматичный, неукротимый, единственный…
Жизнь Императора вновь начиналась с чистого листа...
