Сперва я кинулась его прессинговать. Во мне играла обида и злость. Я посвятила несколько занятий исключительно строевой подготовке. Я провоцировала его, но он больше не делал агрессивных выпадов. Он не делал даже самых безобидных нарушений дисциплины. Он стал нервничать. Бояться сделать что-то не так, потому что я жестко ставила его на место. Я его передавила, но я не могла мягко с ним. Я общалась с ним как с чужой и очень опасной лошадью. Я не хотела, чтобы он впредь позволил себе проявить ко мне агрессию, и была готова была идти а самые жесткие меры ради этого. Переключиться на систему постоянного контроля и напоминания, кто в доме хозяин. Мне было противно и мерзко, но я считала, что мне необходимо подавить его.
Но потом вдруг резко остановилась, посмотрев на то, что я делаю. Мне не нужны отношения из-под палки. И я сделала ставку на другое. Я, наоборот, отпустила его. Я дала ему право самому решать, чего он хочет, и хочет ли быть со мной. Со своей стороны я ввела только одно ограничение. Он должен уважать мое пространство. Все.
Мы бросили все занятия, и стали гулять. Вот такой была первая прогулка в жизни после смерти.
Змей! Гадюка подколодная. Неправильное я дала тебе имя, надо было подчеркнуть всю сучность твоей природы. И за что я только люблю тебя, ума не приложу! Ты никогда не был тем, с кем приятно иметь дело. Смотришь косо своими огромными глазами-маслинами. Не знаешь, чего от меня ждать. Я и сама не знаю. Мы с тобой снова незнакомы. Я не буду давить, но я тебе не доверяю. Я теперь тоже не знаю, чего от тебя ждать.
Противная пустота внутри. Нет, я вру про любовь, я просто привыкла так думать. Я ничего к тебе не чувствую. Ни любви, ни зла. Я вижу только: рядом серый жеребец. Высокий. Странно, ты кажешься мне намного выше, чем та лошадь, моя. Я вижу в тебе силу и мощь. И полную самодостаточность. Независимость, которая читается в каждом твоем движении. Мы идем на прогулку.
Ты провокационно подрезаешь меня, я тебя осаживаю. Ты реагируешь очень нервно, вскидываешь голову. Ты боишься, что я поведу себя жестко. Но я вовсе не хочу строить тебя. Я от тебя вообще ничего не хочу. Просто не преграждай мне путь.
Мы идем в отдалении друг от друга, метрах в пяти. Мы не хотим быть вместе. Нас связывает только эта дурацкая веревка, больше ничего. Я требую, чтобы ты шел за мной, отвлекая от такой вкусной травы. Вот пристала! - думаешь ты. Тебе виднее, что тебе и когда делать. Я договариваюсь, заново договариваюсь с тобой, как в полузабытом прошлом. Я буду идти, а ты будешь двигаться короткими перебежками. Куснешь травы-догонишь - снова куснешь. Я замечаю, как красиво высоко ты поднимаешь ноги, когда рысишь по пересеченной местности. Как плавно и грациозно у тебя выходит. Ты полон энергии. Ни для кого, для себя.
Когда ты насытился, тебе хочется погулять, и ты, наоборот, забегаешь вперед. И нервничаешь, боишься, что одерну. Я не хочу держать тебя рядом - беги. Но ты снова останавливаешься, найдя островок сочной травы. Пока я меланхолично смотрю в сторону, ты ни с того ни с сего подыгрываешь. Я слышу это, но когда оборачиваюсь, ты уже спокойно стоишь.
Немногим позже ты находишь участок разрытой земли, и тебя одолевает желание вываляться в ней. Ты сосредоточенно копаешь, и ложишься прямо у моих ног, но даже не смотришь на меня. Ты сам себе режиссер. Ты ешь, когда хочешь, ложишься, когда хочешь, играешь, когда хочешь. Зачем тебе кто-то рядом? Кто-то, кто будет вмешиваться в твои решения? Ну хоть ногами по мне не попади, когда вновь решишь поиграть за моей спиной.
Мы проходим мимо забора конюшни. Ты останавливаешься, пытаясь заглянуть поверх его. Я останавливаюсь тоже. Смотри, раз так хочешь. А я посмотрю на тебя. Красивый ты, когда выпендриваешься. Задираешь шею, раздуваешь ноздри. И тоненьким голосом ржешь, в конце с шумом выдыхая воздух. А я не знаю, рванешь ли ты после этого в голубые дали, или запрыгнешь мне на голову. Не получив ответа, ты просто теряешь интерес, и идешь дальше.
Мы возвращаемся, и я отдираю тебя от травы. Ты упорно игнорируешь подергивания недоездка, мне приходится потянуть его так, что он съезжает набок. Тогда ты подходишь и становишься ко мне в плечо, с жалостью глядя на траву на обочине. Не на меня. Ты пробуешь вновь податься к ней, вбок, но я легонько натягиваю корду, и ты в ужасе возвращаешься. Да как же мне с тобой в таком случае обращаться? Показываю на траву. Иди, вот вкусная, ешь последнюю, и домой.
Как только мы заходим на территорию, я отпускаю тебя, и ты немедленно уходишь. Я даже не смотрю тебе вслед, и ухожу сама. Мы порознь.
Чуть позже мне нужно было подержать тебя, пока мимо пройдет лошадь. Я позвала тебя, но ты не подошел. Я позвала еще, настойчивей, ты едва двинулся в мою сторону. Я развернулась и стала уходить, тогда ты догнал меня рысью. Так было раньше. В точности, как было раньше. Пока я шагала тебя в руках, ты заметил, что у меня есть морковь, и захотел ее получить. Встал у плеча и сдал в затылке, вытянув хобот. Я согласилась отдать тебе ее, и мы немного порысили в руках, и ты поднимался удивительно легко. Это не имеет никакого значения. Ничего личного. Нет, я не буду больше тебя ни о чем просить. Нет, все не так, как прежде. И моркови у меня больше нет. Мне пора уезжать. Пока, дорогой, до завтра.
Следующая прогулка была уже другой.
Он поздоровался со мной. Я удивилась, что такое вдруг стало. Пошли гулять. Еще даже не вышли за ворота, как он спровоцировал меня на осаживание. По-взрослому так, по жеребцовому. А он такой, осаживает, но весь в гневе. Добилась, чтобы отжевал. Пока дошли до выхода еще позанимались, вперед-стой-назад у плеча. Вроде нормально. Решила его повести подальше , через поселок на дальнее поле. Когда проходили по улице, где с обоих сторон кидались цепные собаки, он напрягся. Останавливался, не хотел идти дальше, даже за спину прятался. Я иду и думаю, вот засранец, как пожестче ситуация, так сразу в кусты. Уже страшно видите ли ему одному. Он там бывал прежде, но в компании других лошадей. Один - первый раз.
Но потом освоился и разошелся. Когда пришли на поле, вообще впал в первородный жеребцовый восторг. Наложил кучу, попрыгал, вывалялся. Я стою себе. Смотрю - он уже закончил со своими делами, и предлагаю пойти чуть дальше вглубь. А его плющит. Он начинает бежать, корда не пускает убежать далеко и он заходит на вольт, преграждая тропинку. Я его снова осаживать, а он совсем невменяемый. Подраться мне предлагает всем видом. Вроде и осадит, а потом ногой начинает копать. Я чувствую, что дело жареным пахнет. И не стала с ним биться не на жизнь, а на смерть. Просто решила не испытывать судьбу, и не идти дальше. Стою на него, смотрю как он наслаждается, а мне невесело совсем. Не разделяю я его радости. Вспоминала, как мы раньше ходили в поля, как здорово было. Куда это делось? Мы не только отступили на несколько шагов назад. Мы даже не вернулись на 0, с чего начинали. Он абсолютно неуправляем. На него не действует ничего, из того, что раньше прекрасно работало.
Вернулись мы мирно, но ощущение беспомощности, которое возникло в этом поле, меня не покидает.
