Не, я не задумываюсь о значении снов, мне просто интересны сны как проявление "глюков " ВНД.
Валерьяночку пить мне ритм жизни не позволяет. Я и так иногда в транспорте вырубаюсь и остановки пропускаю.
А из снов, где намешаны впечатления от увиденного/услышаного, пусть и в телеформате, вспомнился еще снец забавный, где-то с год назад что-ли приснился. Запомнился тем, что я реально переживала чувства и эмоции киноперсонажа. Предыстория такова. Мой козел муж любит смотреть сериалы про медиков, "Хауса" и "Клинику". Причем скачивает сезонами и смотрит вечерами по нескольку часов подряд. Я под это иногда засыпаю.
Ну дык вот, у меня в голове смешались персонажи обоих фильмов. И приснилось мне, что ординаторы из Клиники - это ординаторы Хауса. И я - Кристофер Дункан Тёрк (!!!)
В общем, в какой-то момент Хаус начинает ежедневно долго и придирчиво нас разглядывать и при этом ничего не говорит, но про себя явно что-то взвешивает и сопоставляет. Все поняли, что это какой-то тайный кастинг, но Хаус нем, как могила. И в один прекрасный день он всех нас собирает и провозглашает, что ему поручено особо ответственное правительственное задание и ему нужен ассистент для его выполнения. Затем он объявляет, что у него в запасе три дня.
По клинике поползли слухи и сплетни, одна фантастичнее другой. В итоге, устав от перетирания домыслов на работе, приколов Джей Ди и серьезных версий Карлы дома, я старался не обращать внимание ни на что и просто делать свою работу.
Когда злополучные три дня истекли, Хаус нас вновь собирает и в официальной обстановке объявляет, что его выбор пал на меня. Я ощутил страшную гордость, и на минуту даже закралось сомнение, не розыгрыш ли это. Но серьезность Хауса была не наигранной, и он сказал, что сегодня мы срочно вылетаем, на сборы и прощания времени нет, личные вещи мне выдадут в самолете. Когда вернемся неизвестно, возможно, что через пару недель. Беру телефон, набираю жене. Сбрасываю, услышав ее голос. Не знаю, что ей сказать.
Я собираю инструменты, помогаю Хаусу паковать его бумаги и какое-то медицинское оборудование. За нами приезжает черная машина и нас отвозят в аэропорт. Но там нас вместо комфортабельного лайнера ждет небольшой самолет. У меня начинают зарождаться нехорошие предчувствия и спрашиваю Хауса, куда мы все-таки направляемся. Он отвечает, что расскажет во время перелета.
Мы вылетаем. Кроме нас на борту еще несколько человек. Хаус спрашивает у них, точно ли они взяли теплую одежду таких-то размеров и еще какие-то вещи по списку. Я начинаю волноваться, но стараюсь не подавать вида. Когда Хаус заканчивает ревизию багажа, он оборачивается ко мне и заглядывая в глаза спрашивает, готов ли я послужить своей родине, даже если это будет стоить мне жизни. Не ожидав такого вопроса, я растерялся и спросил, а что, мы летим на войну? На что Хаус сказал что пока не на войну, но на битву. За человеческие жизни.
Далее он рассказал, что на американской антарктической станции вспышка неизвестной болезни унесла жизни нескольких человек, остальные в критическом состоянии, на ногах осталось всего человека три-четыре. Так как работы были связаны с бурением древнего льда, возникло подозрение, что причиной болезни стал неизвестный человечеству микроб, замороженный сотни тысячелетий назад. Военные предлагали уничтожить базу со всеми находящимися там людьми и "обезвредить" прилегающую территорию, но в правительстве было много противников таких радикальных мер. Было принято спешное решение собрать информацию о всех медиках, специализирующихся в данной области, микробиологх и вирусологах. Каким образом вышли на него, Хаус понятия не имеет, но однажды в его кабинете раздался звонок и ему объяснили, что его незаурядные диагностические способности необходимо использовать на благо Америки и всего человечества. Когда Хаус попытался послать собеседника к чертям, в кабинет вошли двое и доходчиво объяснили серьезность происходящего.
После того, как я выслушал это рассказ, меня переполняли противоречивые чувства: с одной стороны гордость, за то, что такая задача была поручена именно нам, с другой стороны растерянность, сомнение в том, что мы справимся и не погибнем сами. Тут Хаус пояснил, что у него есть своя версия причины таинственной болезни, но он пока никому ее не раскрывает, так как она требует серьезной проверки. Меня стал мучить вопрос, который я не решился задать: почему именно я? Ведь я хирург... Или Хаус решил, что потребуются какие-либо оперативные вмешательства?
Летели мы долго. Через какое-то время солнце скрылось за горизонтом и я понял, что придется работать в условиях полярной ночи. Что представляет из себя лазарет на полярной базе? Есть ли там операционная? Я старался отвлечься от мрачных мыслей посредством воображения. Хаус молча смотрел в окно.
И когда мы стали снижаться, я вдруг ясно понял, во что влип. Вместо того, чтобы наслаждаться счастливой семейной жизнью с молодой женой и сыном, я как последний дурак героически погибну в этой *опе мира. Понял, что хирург нужен Хаусу для того, чтобы производить вскрытие трупов. От этих мыслей я чуть не заплакал. В реальность меня вернул голос Хауса, который говорил, что всю жизнь мечтал посмотреть на негра в ушанке. Я надел шапку и молча ждал приземления. Когда мы выходили из самолета, я увидел свое отражение в стекле иллюминатора. Оно было очень глупым и нелепым.
На улице нас обжег ледяной ветер и несколько взбодрил. Пока мы шли, я рассматривал непривычный антарктичейский пейзаж, тонувший во мраке, угадывал очертания станции, кое-где освещенной огоньками. Потом оглянулся на наш самолет. Он казался маленьким беззащитным насекомым, случайно занесенным ветрами в этот суровый край.
Здесь я просыпаюсь, офигеваю от увиденного и долго ржу.
