Звучали пламенные речи про то, что что любая смерть лучше, чем видоизменение личности. Тогда все, абсолютно все несчастные, неполноценные, психически больные, тяжко переживающие видоизменение личности, следовательно, каждого человека нужно на бойню, даже Вячеслава Малежика. А лучше в газовые камеры и души с кислотой, чтоб разнообразие было, уж если любая смерть, значит любая. А еще, как ни грустно, психическое старение - это тоже изменение личности. С 20 лет у человека начинается старение мозга. Постепенное старение мозга проявляется изменениями двигательной координации, ловкости и познавательной функции, замедляется скорость принятия решений, уменьшается способность к усвоению новой информации и навыков, появляются нарушения абстрактного мышления. То есть по логике автора всех надо уничтожать лет так с двадцати?
Но даже не в этом дело. Вот рождается ребенок. И видит этот мир правильно, как природой положено. А его сразу хвать за ногу, сразу хлабысь по крохотной жопке, чтоб кричал как следует. И бирку казенную, с инвентарным номером. И начинается видоизменение личности. То нельзя, это нельзя, так себя не ведут, как тебе не стыдно, пока не доешь, из-за стола не выйдешь. А потом, как верно подметил Горчев, приходим к выводу:
А Опыт этот очень простой: ничего нельзя. Вообще ничего. Ни стоять, ни висеть, ни лежать, ни ходить — сразу же прибегут с участковым и спросят паспорт. Любое «можно», как только до него дотронешься, тут же превращается в «нужно». Нужно есть, нужно спать, потому что все так делают. Нет, здесь нельзя — можно только здесь, в специально отведённом месте, в отведённое время. И не шуметь — кругом везде люди. Сверху люди и снизу, слева и справа. Прислушиваются: не включил ли он воду, примус, обогреватель, самогонный аппарат, не храпит ли во сне, не чавкает ли, не сопит ли, не шмыгает ли носом, не сморкается ли на пол и не занимается ли половой жизнью в извращённой форме?
А если вдруг станет тихо — тогда придут опять с участковым и найдут, наконец, бывшего младенца такого, как им всегда хотелось: руки по швам, пятки вместе, на лице отсутствие претензий.
Получается, каждый человек глубокий инвалид, при чем с детства. Так, может быть, несколько опрометчиво пытаться вникать в психологию совершенно другой таксономической категории со своей колокольни, при этом считая свое мнение последней ступенью истины?