Роды.На следующий день в конюшне меня встретил бригадир и, подмигнув, посоветовал быстрее идти к Лозе.
Лозуха встретила меня ржанием. Очень необычное это было ржание, в нём были какие-то непривычные оттенки. Я таких ни до, ни после этого дня не слышал. Это была радость, да, но не только. Было ещё какое-то необузданное, сумасшедшее веселье, на грани истерики. Ржание перешло в фырканье и счастливое гыгыканье, в нём звучала гордость и вызов. О да, Лозуха в те дни была страшно горда собой и смотрела на всех кобыл свысока, куда там! Причина её гордости лежала у её ног.
Оно было таким маленьким, тёплым, живым... И довольно брыкливым. Когда я обнял жеребёнка, он достаточно сильно боднул меня в плечо, вырвался и спрятался под мамашу, выглядывая на меня из-за её передних ног. Когда я начал чистить Лозу, он сам время от времени подходил ко мне и я чувствовал, как мою штанину и футболку осторожно пробуют на вкус. Но когда я оборачивался, всё повторялось - что-то мелкое чёрное прыгало под Лозуху мельтеша ногами.
Вот так и появилась на свет Ромашка. Имя это она получила на второй день, потому что в первый я даже не знал, какого пола этот жеребёнок. Под хвостом у него всё было запачкано меконием, а вытереться он не давался, скакал как букашка между Лозухиных ног.
Из влагалища Лозы свисала какая-то кишка, я тогда не придал этому значения. Думал - так и надо, само выйдёт. Как оказалось, жизнь Лозы тогда висела на волоске, так как послед не вышел весь. Если бы я не встревожился на следующие сутки и промедлил бы ещё совсем немного, началось бы гниение, могущее привести к летальному исходу. К счастью, заметив изрядно подсохший кончик плаценты на следующий день, я-таки догадался вызвать Пашу-ветеринара, а он не поленился приехать, несмотря на нерабочий день...
На третий день мы наконец-то выбрались из конюшни - для Ромашки это был дебютный выход в мир. Помню улыбки проезжающих мимо людей - почти каждый спрашивал о Ромашкином возрасте. Кто-то даже спутал её с собакой, такая маленькая, чёрная и вертлявая она была. Меня она уже не боялась, хотя держалась ближе к маме и голову чистить ещё не давала.
Детство Ромашки.Лето 2004-го было просто чудесным. Солнце, пение птиц, стрекот кузнечиков, пасьба долгие часы в центре круга на ипподроме. Большие планы, радужные перспективы, свобода от работы на дядю. Я дни проводил на ипподроме, возясь с лошадиным семейством и работая над проектом по вечерам. Лозуха из порывистой кобылы стала спокойной умиротворённой лошадью. Её нежность по отношению к Ромашке не знала границ. Это просто надо было видеть, КАК она передвигалась в деннике! Сначала осторожно, держа ногу на весу, пощупает копытом опилки: нет ли там Ромашкиных ног, - а только потом ставит его на пол и перемещает на него вес. И этим, возможно, она уберегла Ромашку от травм, так как первые месяцы у неё была привычка разлечься под Лозой, широко раскинув ноги в разные стороны.
Ромашка менялась ещё быстрее Лозы.
Ещё совсем недавно она кроме Лозухиного вымени ничего не признавала, и вот уже засовывает морду в кормушку вслед за Лозой и пытается пастись, копируя мамашу. Правда, поначалу ей это плохо удавалось: из-за непропорционально длинных ног голова не доставала до травы.
Ромашка пыталась решить эту проблему, сгибая передние ноги, но так она быстро уставала, ноги начинали дрожать, а сама она - шататься.
Тогда она придумала хитрый трюк: она ложилась в траву и выедала её вокруг себя, сколько могла дотянуться. После этого она бухалась на новое место и выедала новую полянку.
Меня она уже принимала как часть своего табуна и крутилась возле меня даже больше, чем возле Лозы, так как я, в отличие от мамаши, играл с ней.
Не в пример Лозе, Ромашка была лизуньей. Вот Лозуха не любит нежностей, это факт. Максимум, на который она идёт - это стоически терпит, когда её целуют в морду. Ромашка же всегда находила кучу поводов полизаться. Надо вылизать руку, после того как скушаешь с неё дольку яблока. Надо вылизать лицо после приветствия. Надо обслюнявить ухо во время чистки.
Кроме того, Ромашка была чистюлей. Лоза до недавнего времени не умела держать денник (впрочем, сейчас уже научилась). Ромашка же всегда делала свои дела аккуратно в одном уголке, и это выглядело очень смешно на фоне раскиданных по всему деннику "каштанов" Лозухи.
Так и проходили дни один за другим: днём возня с двумя лошадьми на ипподроме и строительство планов на будущее, вечером и ночью работа над проектом.
Оглядываясь назад, я теперь понимаю, что тогда, летом 2004-го, проходили самые счастливые дни моей жизни. Может, в будущем будут ещё, не знаю, но пока что...
Юность Ромашки.Шли месяцы, Ромашка росла и её все больше начинал интересовать окружающий мир и другие лошади в частности. Сначала она крутилась у ног Лозы как тень, потом начала бегать по полю вокруг неё, пугая коз. Потом она стала всё дальше отбегать от Лозы, бегать за другими лошадями, заставляя их нервничать. В конце-концов она начала носиться по дорожке как скаковая мышь. Но на тренировочном кругу лошадей было мало, и она стала забегать на призовой круг. На этом кругу тренировались наездники с рысаками. Попадание туда Ромашки вносило сумятицу в стройные ряды качалок, вызывало смятение у спортивных лошадей и поток ругательств у наездников. На меня посыпались жалобы.
В итоге мне пришлось приучить её к поводу. Обучение было очень коротким и достаточно дурацким, как я теперь понимаю. В деннике повод был привязан к решётке и пристёгнут к недоуздку. Ромашка, почуяв, что её движения что-то ограничивает, дёрнула головой один раз, потом другой - посильнее. Потом изо всех сил рванулась назад, так что даже присела на хвост, не удержавшись на задних ногах. Но повод не подался. В конце концов она замерла, недоумённо кося на него глазами.
Так в её жизнь вошло первое ограничение. Но проблемы только начинались.
Лозе и Ромашке надо было двигаться, просто пасьбы на кругу три-четыре часа было недостаточно. Работать в один день двух лошадей по очереди у меня не было времени.
Было принято временное решение. Я садился верхом на Лозу, брал Ромашку в повод и такой кавалькадой выезжал на круг. Со стороны, наверное, выглядело смешно: впереди плавно рысит большая белая лошадь, а за ней в поводу мелькает копытцами маленькая чёрная лошадка.
Так продолжалось до зимы.
Зимой Ромашка стала настолько сильной, что я уже не мог удержать её, сидя на Лозе. Рывок головой - и повод выдергивался у меня из руки, и вот уже Ромашка трусит за каким-нибудь жеребцом, пытаясь познакомиться на ходу.
При том Ромашка не была вредной - просто не понимала, что так делать нельзя. Мои воспитательные способности резко ограничивались лимитом времени. Когда-то давно в начале 2000-х я потратил огромную кучу сил и времени на Лозу, но для Ромашки я уже не мог позволить себе такую роскошь. Планы рушились, проект неумолимо заваливался, приходилось выделять ему всё больше времени и сил. Лоза понимала и терпела, как старый боевой товарищ. А Ромашка удивлялась, почему всё её пространство для бега ограничивается коротким поводом, и самого бега становится всё меньше и меньше.
Как-то раз я вывел Ромашку на заснеженую левадку в центре ипподрома и пристегнул к её недоуздку корду. Легонько потянув за гриву, пошёл по кругу. Ромашка, довольная общением, шла рядом. Потом, отпустив гриву, стал потихоньку одной рукой высвобождать корду. В другой у меня был шамбарьер, и если Ромашка останавливалась или пыталась подойти ко мне, прикосновение шамбарьера и команда голосом направляли её снова на круг. Так за пару часов занятий Ромашка научилась ходить и бегать на корде всеми аллюрами. Теперь я мог работать её без опаски, что она вырвется и увяжется за какой-нибудь лошадью.
Но тем хуже было Лозе! Теперь почти всё свободное время уходило на Ромашку, а Лозуха простаивала в деннике, терпеливо ожидая своей очереди подвигаться. Но она в то время выпадала ей нечасто.
Увы, и это было всего лишь временное решение...
К концу зимы Ромашка выросла в достаточно рослую лошадь-подростка, всего на пару ладоней ниже Лозы. В одном деннике им становилось тесно. Вдобавок, Лозе не нравилось, что Ромашка продолжает сосать её. На поле она уже уворачивалась от неё, но в деннике ей некуда было спрятаться. Она пробовала легонько прихватывать Ромашку за круп во время доения, но та начинала лягаться. Лозуха испуганно прекращала попытки, а Ромашка выдаивала всё подчистую (именно с той поры Лоза не любит прикосновения к вымени). Подходило время переводить Ромашку в отдельный денник, что увеличивало стоимость аренды в два раза.
Дела по проекту, тем временем, входили в крутое пике. Я начинал понимать, что пахнет жареным. Проект умирал, не успев родиться. Нужно было снова становиться "наёмником", работать от звонка до звонка. А на руках у меня две лошади, одну из которых ещё воспитывать и воспитывать.
Медленно, но неотвратимо вызревало решение. Я иду ко дну, со мной - две кобылы. Можно было попытаться тянуть обеих, но был велик риск, что "утонем" все вместе. Даже если бы вытянул, времени возиться с двумя не было с учётом работы. Стояли бы практически без движения обе лошади.
Лозуха уже стала частью меня, я не мог её бросить. Ромашку же ждало хорошее будущее при условии продажи в нормальные руки. У молодой, здоровой, красивой лошадки с хорошей родословной перспектива была лучше, чем у посредственной на испытаниях кобылы средних лет с проблемными ногами. Попросту говоря, Ромашке без меня светило лучшее будущее, чем Лозе. По-крайней мере, я так считал.
Мне же нужно было планировать возвращение на работу, резко уменьшая количество времени, отводимое лошадям.
